По небу плыли белые облака, рисующие на беспредельной синеве причудливые очертания гор, дворцы и храмы неведомого небесного города. Молодой пастух лежал на душистой траве и пытался прочесть письмена неба. И вдруг он увидел лик прекрасный, словно арома­том горных незабудок дохнуло ему в лицо, и яркая вспышка света, как предчувствие, пронзила до самых глубин души.

Он поднялся и тихо запел свою любимую песню. Так неспешно он приблизился к селению и решил спус­титься к ручью, чтобы напоить животных. Место было пустынным, и когда он подошел, вдруг увидел девушку: она оглянулась и вскрикнула. Она стояла в воде по колено, длинное платье упало вниз и прикрыло обнаженные ноги.

Девушка вышла из воды и поспешила накинуть плат на голову, скрывая волосы, плечи и очертание юной груди. Но не это все видел пастух, он видел глаза, огромные и бездонные, как небо, из них струился свет, «как свет небес» — подумал он и подошел поближе, потому что она тоже пристально смотрела на него, словно не имея сил оторвать от него взор.

Так они стояли, постигая вечность и касаясь сердца посредством души. — Наки, — раздался откуда-то издалека крик, — где ты, иди домой, отец ищет тебя... Девушка вздрогнула и побледнела, опустила глаза и побежала по тропинке. А он так и стоял и не понимал: был ли это сон, или лик, что видел он в небе, спустился на землю.

На следующий день, как только рассвело, пастух погнал свое стадо туда, где вчера встретил ее. Время, казалось, тянулось бесконечно, но вот мелькнул чей-то силуэт на тропе. Она не сказала ни слова, просто подошла и посмотрела в глаза, и снова они не могли насмотреться друг на друга, и время словно остановилось. Он и она — вечная песня любви.

И он говорил: — Наки, ты словно небесная Нимфа, я видел твой облик на небе. — На небе — это знамение свыше, но мне хочется жить. — Кто ты? — спросила девушка. — Я пастух. — Как жаль, что я княжна, мой отец не позволит даже говорить с тобой. — Но ты уже говоришь. -Да. — Я не думал, что от слов твоих можно испытывать такое блаженство. И уже говорили без умолку, глядя друг на друга с нескрываемым восторгом, забывая о том, что так далеко стоят друг от друга.

Огонь любви разгорался все силь­нее и сильнее. —Где ты была? — спрашивал отец. —Я ходила к ручью, отец, там прохладно и тихо. —Почему так пылает лицо и сияют глаза твои, Наки? Отвечай! —Я бежала отец, оттого и алеет лицо. И теперь каждый день Лаго и Наки видели друг друга, и обжигали нежные прикосновения губ, и сладость первого поцелуя волновала и томила сердце пред­чувствием еще более сильного чувства.

Все вокруг перестало существовать, только сказка вечной любви царила в их жизни. Но однажды Наки не пришла, не пришла и на следующий день, не пришла и на третий. Казалось, что солнечный день превратился в ночь, казалось, что жизнь мгновенно оборвалась, слезы сердца вырыва­лись и слышались стоны. «Где же ты, голубка моя, что же случилось с тобой? Неужели отец запер в доме? При­ди же, принеси свет солнца живого, омой сердце мое потоками чистого огня, я не могу более жить без тебя». А ветер, подхватив слова эти, нес их к распахнутому окну, и Наки слышала их. «О Лаго, жизнь моя, моя радость, свет моих глаз, я здесь, но мысли мои с тобой, не терзай мое сердце, не тоскуй так по мне, я приду, я скоро приду».

И правда, отец отпустил девушку. И она, как птица, летела, и несмотря на вечерние сумерки, он ждал ее, и словно вспыхнуло солнце над горизонтом, нежные объятия и тихий шепот, а после горячие и горькие слезы: —Отец нашел мне знатного жениха и пообещал ему отдать меня в жены. Я умру, мой Лаго, потому что не мыслю своей жизни с кем-то другим. —Не надо, не плачь. Скажи, ты готова быть рядом и в жизни и в смерти со мной, и в радости, и в печали... —О, да, я готова, бежим от этого мира, бежим туда, где царит свет любви.

И, взявшись за руки, они побежали в горы. Ночь лунная освещала тропу, по которой поднимались они в горы, и только когда рассвет коснулся робко края не­босвода, они присели на душистую траву и, склонив головы друг к другу, уснули, как дети — прекрасные и чистые, словно рассвет, омытый каплями росы. Отец обнаружил пропажу дочери только утром и отправился в погоню на лошадях с отрядом всадников. Горы со­дрогнулись от стука копыт. Наки вскрикнула и про­снулась. — Лаго, отец послал погоню, они несутся на лошадях, бежим же, друг возлюбленный, бежим скорее.

И вот глазам открылись снежные вершины, и девушка замерла на миг. — Величие неземного рая, — сказала тихо, — и здесь останется навечно моя любовь. Но сильные руки подхватили ее и понесли: и два сердца, опаленные трепетным огнем любви, бились как одно. И вот он опустил ее на землю. Наки робко шагну­ла к краю пропасти и вскрикнула: — О, Лаго мой, неужели мы пришли?.. — она оглянулась. — Назад дороги нет, я слышу шум погони и лай собак. А небо, Лаго, посмотри, его коснуться мож­но, а свет, взгляни — сияние, я вижу сияние небесное, скажи, ты видишь свет? — Да, милая, я вижу свет, то вечность манит нас, но там, внизу, там камни острые, там боль, забвенье, мрак. — Нет, Лаго, нет.

Любовь — как крылья, мы вознесемся в небо: помнишь, ты сказал, что видел лик мой в небе, и я ответила, что то знамение... Иди ко мне, мой друг, и обними меня покрепче, чтобы ничто не разлучило нас, и миг полета, словно сладость поцелуев, слов­но поток любви, поток огня, нас вознесет на небо. И обнявшись стояли так, пока погоня не появилась. Все замерли, сошли с коней, все видели, как, оторвав­шись от земли, они парили над пропастью. И вдруг — яркая вспышка ослепительного света, такая яркая, что все закрыли глаза, а когда открыли — только облако золотистого сияния висело над пропастью и звучала удивительная мелодия любви, которую эти люди никогда не слышали.

Они подошли к краю пропасти, но никого не увидели там, внизу, и удивленно подняли головы к небу, словно бы они не упали вниз, но взлетели по воле кого-то могущественного. И кому-то казалось, что они видели их и слышали счастливый смех, точно двое влюб­ленных прыгали по облакам, догоняя друг друга. Но еще долгие века будет звучать в пространстве песнь о любви Лаго и Наки, волнуя сердце прикосновением по­токов вечной и прекрасной любви